Спасибо за приз, Виктор.
А новый антипод - это опять Бродский. И опять виртуозно переданы особенности оригинала и авторский "голос".
Новый полный антипод.
Не перевод.
Канделябр
Амур шагнул в серебряный ручей,
Сжимая канделябр на пять свечей
Как вещь, преподнесённую ему,
Однако, если верить записям в тетради,
Он сам был встроен в этот сувенир,
Как позабывший про мораль Сатир.
И это - правило. А потому -
Покрыты зеленью седые пряди.
Сей факт, друзья, фантазии сродни:
Амур в доисторические дни
Пустыню пересёк, где нехотя струясь,
Пять ручейков ... засохли безвозвратно.
Воды он попытался зачерпнуть,
Ведь жажда не дала ему уснуть -
А в руслах оставалась только грязь,
Чем утверждалось: "И на Солнце - пятна".
Хоть дольше века длился этот миг,
Амур - беспечный малый! - не постиг
Свою ненужность бедности пустынь,
Хотя , казалось, мысль его окрепла.
Светало. Покрывали всё пески.
"Ты - умер", - повторял он от тоски
И ощущал во рту одну полынь,
Похожую на привкус горстки пепла.
Что ждёт нас: смерть иль новая стезя?
Из опыта с подсвечником нельзя
С уверенностью оценить резон
Амурных мук - от лба до гениталий.
Возможно, тем поэзия сильна,
Что в нужный час позволит нам она
Познать Природы нрав. Или закон -
От общих фраз до крохотных деталей.
Погасим свечи. Нужно ль говорить,
Что жизни мрак не сможем озарить?
Кто разберёт: где раб, где господин?
Что там на горизонте: остров? мыс ли?
Не мне, увы, тебя поцеловать,
И ты, смеясь, не сможешь угадать
Моих желаний. Жёлтый стеарин,
Стекая вниз, собой хоронит мысли.
ПодсвечникСатир, покинув бронзовый ручей,
сжимает канделябр на шесть свечей,
как вещь, принадлежащую ему.
Но, как сурово утверждает опись,
он сам принадлежит ему. Увы,
все виды обладанья таковы.
Сатир -- не исключенье. Посему
в его мошонке зеленеет окись.
Фантазия подчеркивает явь.
А было так: он перебрался вплавь
через поток, в чьем зеркале давно
шестью ветвями дерево шумело.
Он обнял ствол. Но ствол принадлежал
земле. А за спиной уничтожал
следы поток. Просвечивало дно.
И где-то щебетала Филомела.
Еще один продлись все это миг,
сатир бы одиночество постиг,
ручьям свою ненужность и земле;
но в то мгновенье мысль его ослабла.
Стемнело. Но из каждого угла
"Не умер" повторяли зеркала.
Подсвечник воцарился на столе,
пленяя завершенностью ансамбля.
Нас ждет не смерть, а новая среда.
От фотографий бронзовых вреда
сатиру нет. Шагнув за Рубикон,
он затвердел от пейс до гениталий.
Наверно, тем искусство и берет,
что только уточняет, а не врет,
поскольку основной его закон,
бесспорно, независимость деталей.
Зажжем же свечи. Полно говорить,
что нужно чей-то сумрак озарить.
Никто из нас другим не властелин,
хотя поползновения зловещи.
Не мне тебя, красавица, обнять.
И не тебе в слезах меня пенять;
поскольку заливает стеарин
не мысли о вещах, но сами вещи.
