Да, верхняя Цирцея больше отвечает книге.
Мне нравится, что Миллер все объясняет в мифах - например, превращение в свиней вовсе не выглядит злодейством. И Медею она честно предупреждает о ее будущем.
Вообще, сплетение мифов в этой книге мне совсем не мешает. Логичен подарок Дедала, и то, что на нем потом ткет Пенелопа.
Об Одиссее. Долгая жизнь - и Цирцея любила разных мужчин. И девчачьи влюбленности были, и мимолетные увлечения. И вот на ее острове появляется предсказанный ей Одиссей.
И сразу понимаешь, что вот она - любовь всей жизни.
И как Цирцея пытается сохранить свой мир, свои отношения - но даже понимая, что Одиссей любит Итаку, любит жену и сына она никогда не пытается задержать его. А ведь достаточно нескольких травинок, пары слов заклинания - и он навсегда останется с ней...
На деревьях набухали первые почки. Море все еще пенилось, но скоро воды его успокоятся, наступит весна и время Одиссею отплывать. Он помчится по волнам, уклоняясь от штормов и могучей Посейдоновой длани, устремив взгляд в сторону дома. И остров мой вновь погрузится в тишину.
Каждую ночь я лежала рядом с ним в лунном свете. И представляла, как скажу ему: еще только один сезон. Только до конца лета – в это время ветры самые благоприятные. Он удивится. Я уловлю едва заметный проблеск разочарования в его глазах. Золотым колдуньям умолять не подобает. Пусть остров просит за меня, пусть говорит его красноречивая красота. С каждым днем все больше сходила изморозь с камней, ширилось цветение. Мы обедали на зеленой траве. Гуляли по нагретому солнцем песку, купались в ярких водах залива. Я уводила его под сень яблони, чтобы он спал, окутанный ее ароматом. Я ковром расстилала перед ним все чудеса Ээи и видела, что он начинает колебаться.
Видели это и его спутники. Тринадцать лет они прожили с ним бок о бок, и хотя его изощренные мысли оказывались по большей части за гранью их понимания, они ощущали перемену, как охотничьи псы чуют настроение хозяина. День ото дня они становились беспокойнее. И при каждом удобном случае говорили громко: “Итака”. Царица Пенелопа. Телемах. Эврилох расхаживал по моим комнатам, сверкая взглядом. Я видела, как он шептался с остальными по углам. Когда я проходила мимо, они замолкали, опускали глаза. По одному, по двое подкрадывались к Одиссею. Я ждала, что он их прогонит, но он лишь глядел задумчиво поверх их плеч в пыльную закатную даль. Лучше бы оставались свиньями, думала я.
Богиня в любви становится доверчивой, как смертная женщина. Она верит рассказам Одиссея. Именно она рассказывает о его подвигах сыну Пенелопы. И только уже пересказывая их, видит истинного Одиссея, хитрого, жесткого, жестокого.
И понимает, что видела его только в хорошем. Сейчас бы ему четко поставили диагноз ПТСР - посттравматическое стрессовое расстройство, все симптомы налицо.
Вернувшись домой, он убивает женихов, их родителей, девушек-прислужниц. Он мнителен, везде подозревает заговоры.
– И время пошло на пользу?
– Нет. После того как умер мой дед, отец осудил Никанора – одним богам известно за что. Он застрелил его из своего большого лука и бросил тело на берегу на съедение птицам. Все твердил о заговоре – жители острова, мол, вооружаются против него, и слуги тоже изменники. По ночам расхаживал у очага, и только от него и слышно было: стражники, лазутчики, действия, противодействия…
– А измена была?
– Мятеж на Итаке? – Он покачал головой. – У нас нет на это времени. Восстания – для процветающих островов или же для тех, кто так угнетен, что ничего больше не остается. Тогда уже я разозлился. Говорю ему: нет никакого заговора и не было, а ты лучше бы сказал своим подданным пару добрых слов, чем замышлять, как бы погубить их. Он улыбнулся насмешливо. “Ты знаешь, – говорит, – что Ахилл отправился на войну в семнадцать? И не был самым юным воином под Троей. Мальчишки тринадцати, четырнадцати лет – все вели себя достойно на поле боя. Я понял, что мужество не с возрастом приходит, тут все дело в крепости духа”.
И Цирцея уже трезво осознает Я видела Одиссея в таком настроении. Мельчайшее несовершенство мира выводило его из себя – людское расточительство, медлительность, глупость, и природа досаждала ему тоже – жалящие мухи, покоробленная древесина, колючки, рвущие плащ. Когда мы жили вместе, я все это сглаживала, окутывала его своим волшебством и божественной силой. Может, поэтому он был так счастлив. Идиллией назвала я нашу с ним жизнь. А правильнее было бы, как видно, иллюзией.