Литература > Вечные спутники
Диккенс
Корица:
Эстелла, взяв свечу, пошла проводить их вниз, а мисс Хэвишем еще некоторое время ходила, опираясь на мое плечо, но уже все медленнее и медленнее. Наконец она остановилась перед камином, постояла, бормоча что-то про себя, и сказала:
— Сегодня день моего рожденья, Пип.
Я хотел поздравить ее, но она угрожающе подняла палку.
— Я не разрешаю об этом говорить. Не разрешаю ни тем, что сейчас были здесь, ни кому-либо другому. Они приходят сюда в этот день, но упоминать о нем не смеют.
Я, разумеется, тоже не стал больше о нем упоминать.
— В этот самый день, задолго до того как ты родился, вот эту гниль, — она махнула клюкой по направлению кучи паутины на столе, — принесли и поставили здесь. Мы состарились вместе. Пирог сглодали мыши, а меня гложут зубы острее мышиных.
Она смотрела на стол, прижав к груди свою палку, — в желтом, поблекшем, когда-то белом платье, смотрела на желтую, поблекшую, когда-то белую скатерть, и казалось — все вокруг только ждет чьего-то прикосновения, чтобы рассыпаться в прах.
— Когда разрушение станет полным, — глаза мисс Хэвишем загорелись зловещим огнем, — когда меня мертвую, в подвенечном уборе, положат на свадебный стол, — пусть ему это послужит последним проклятием! — хорошо бы и это случилось в день моего рожденья.
Большие надежды
Диккенс
Tankay:
Именно в этой книге Диккенс и не хотел такого счастливого конца. Два главных героя должны были расстаться. Это должно было бы стать им наказанием за эгоизм. И только просьба дочери смягчила сердце писателя. :)
Корица:
Вот, сэр, теперь я кончил, — сказал Джо, вставая с места, — и желаю тебе, Пип, доброго здоровья и всяческого благополучия.
— Ты разве уже уходишь, Джо?
— Да, ухожу, — сказал Джо.
— Но ты придешь обедать, Джо?
— Нет, не приду, — сказал Джо.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и, когда Джо протянул мне руку, ничего связанного с «сэром» уже не было в его благородном сердце.
— Пип, милый ты мой дружок, в жизни, можно сказать, люди только и делают, что расстаются. Кто кузнец, кто жнец, а кто и повыше. Вот и нужно расходиться в разные стороны, и тут уж ничего не попишешь. Если сегодня что вышло не так, в этом только я один виноват. В Лондоне нам с тобой вместе нечего делать, не то что дома, — там все свои люди, все друзья, и все понятно. Ты не думай, что я гордый, просто я хочу быть сам собой, и ты меня больше не увидишь в этом наряде. Я в этом наряде не могу быть сам собой. Я только и бываю сам собой что в кузнице, и в своей кухне, да еще на болотах. И тебе я больше придусь по душе, если ты будешь вспоминать меня таким — в кузнице, с молотом, либо, на худой конец, с трубкой. Я больше придусь тебе по душе, если ты, положим, захочешь меня повидать, приедешь и заглянешь в окошко в кузницу и увидишь — стоит там кузнец Джо у старой наковальни, в старом прожженном фартуке, и работает как работал. Я хоть и очень туп, а все-таки, кажется, сумел сказать, что хотел. И храни тебя бог, Пип, милый ты мой дружок, храни тебя бог!
Большие надежды
Диккенс
Sagitta:
Папа рассказывал - его в 1948 по этапу с Лубянки в Усольлаг везли долго-долго по железной дороге, вагоны стояли сутками на дальних путях, кругом тупое отчаяние и жуткая усталость, и он начал пересказывать романы, чтобы отвлечь людей, и вот именно Диккенс пользовался наибольшим вниманием. Особенно "Домби и сын" почему-то имел оглушительный успех.
Корица:
У Диккенса герои вызывают сочувствие, сопереживание. Наверное, поэтому.
Вообще - у Диккенса роман кончается тем, что надежды героя на богатство рушатся. Но разве же он проиграл?
Мне кажется, ему стало гораздо лучше: работа, друзья.
Навигация
Перейти к полной версии